Уголовное дело — за журналистику
В апреле 2022 года в хакасском интернет-портале «Новый фокус» вышла статья «Отказники» о том, как 11 бойцов ОМОН республиканской Росгвардии отказались ехать на войну с Украиной. Сайт издания уже больше года как отключен, но текст статьи сохранился в кэше.
В тексте, со ссылкой на несколько источников, утверждалось, что омоновцы отказались ехать на войну из-за того, что 24 февраля 2022 года, всего через несколько часов после начала военного вторжения, на киевском направлении была разбита колонна Росгвардии. Это привело к массовой гибели сотрудников. Руководство пыталось замять этот случай, а отказавшихся воевать сотрудников вернули в республику и пытаются уволить под разными предлогами.
«Настроения среди бойцов настолько, мягко говоря, насторожили и напугали вероятными последствиями больших командиров, особенно после демарша 12 бойцов Краснодарского ОМОН, что ретивых хакасских спецназовцев от греха подальше вывели из приграничного лагеря и вернули назад в Хакасию», — говорилось в материале.
Через десять дней после публикации, 13 апреля, к Афанасьеву завились силовики. У него дома провели обыск, изъяли компьютеры, средства связи и носители информации. После следственных действий журналиста отвезли на допрос, но он отказался давать показания, сославшись на 51-ю статью Конституции. Точно так же поступила его жена Елена, которую хотели допросить как свидетеля. В итоге Афанасьева задержали и обвинили в распространении «недостоверной информации» о российских военных с использованием служебного положения (п. «а» ч. 2 ст. 207.3 УК РФ).
В постановлении о возбуждении дела указано, что Следственный комитет посчитал недостоверной информацию о количестве погибших росгвардейцев и о том, что они были плохо обеспечены. «[Афанасьев] указал недостоверные сведения о количестве погибших, пропавших без вести и раненых, о ненадлежащем уровне материального обеспечения, о ненадлежащем исполнении служебных обязанностей руководящим составом», — сказано в документе.
В мае издание «Тайга.инфо» опубликовало протоколы допросов из уголовного дела Афанасьева, которые подтверждают, что некоторые росгвардейцы отказались от выполнения приказа. Через два месяца стало известно, что как минимум
где он находится до сих пор.
После ареста Михаила семью журналиста лишили квартиры, в которой семья жила по договору социального найма. Супруга Михаила Афанасьева Елена рассказала Avtozak LIVE, что с момента ареста мужа у них ни разу не было длительных встреч. «После ареста мы не виделись. Свиданий нам не дают. Только мельком, когда его ведут на суд, если совпадает так, что у меня выходной в этот день», — добавила Елена.
Именно поэтому мне непонятно и неясно обвинение. Обвинение не конкретизировано, и поэтому я не знаю, от чего мне защищаться. Я журналист! Работа журналиста — рассказывать о происходящем вокруг и привлекать внимание к важным проблемам общества. Я написал много статей, чтобы привлечь внимание к проблемам, привлечь внимание к несправедливости. Я часто писал о разных несправедливостях, и все они касались моих сограждан. Я всегда писал о конкретных людях, которые живут с нами рядом. О людях, которые живут вокруг нас. Я писал о правде. Если хотите, то я писал об униженных и оскорбленных. Хоть как-то пытался их защитить. Писать о проблемах в обществе — это долг любого настоящего журналиста. Журналист не может не писать о язвах этого общества», — говорил в суде Афанасьев.
Его адвокат Владимир Васин тоже заявил, что обвинение не конкретное, а необходимая лингвистическая экспертиза проведена не была. «Когда убивают — исследуют труп, когда судят за слова — исследуют слова. Здесь слова не исследованы», — отметил защитник.
В ходе прений сторон, 22 августа, гособвинитель попросил назначить Афанасьеву шесть лет общего режима с запретом заниматься журналистской деятельностью на три года.
ИЗ ПОСЛЕДНЕГО СЛОВА МИХАИЛА АФАНАСЬЕВА
«Стражи общества — журналисты — не могут проводить оперативно-розыскные мероприятия, допрашивать под протокол свидетелей событий или происшествий, изымать документы, фото- и видеоматериалы, проводить очные ставки для того, чтобы позже, в случае необходимости, доказать безупречную юридическую чистоту в своих статьях. В арсенале любого журналиста — только слово. Право человека поделиться (в том числе анонимно) информацией либо мнением, оценкой, суждением. Источник журналиста может передавать ему копии документов. И сам «страж общества» может воспользоваться своим правом на собственные выводы и оценки исследуемого события.
Журналист не может (и не должен) быть идеально компетентен и безупречно точен юридически, когда он излагает освещаемую им историю. <…> И тем более нести такой груз ответственности за одно лишь подозрение и пусть даже обвинение в ошибке или ошибках.
Юридический факт не может подавлять столь жестоко профессиональный долг и право журналиста на исследование жизни и язв общества. Подобное просто нечестно против тех, кто может лишь написать статью в защиту сограждан. Журналист указывает на проблему в обществе, а не доказывает в статьях юридические факты и истину.
Журналистика — страж общества. Она реагирует на боль каждого человека и язвы на теле всего общества. Изучает причины заболевания и предлагает средства лечения. У власти всегда будут случаться политические кризисы, обостряться международная обстановка и происходить экономические конфликты. И всегда власть будет бороться за свои интересы, статус-кво в подвластных сферах. В том ее суть. А журналистика не может изменить ценностям своего ремесла. Как бы ни было тяжело, всегда должны быть те, хотя бы один, кто постоянно будет напоминать власти, что, кроме ее интересов, есть еще в государстве человек. Он живой, он хочет жить, любить, растить детей, принадлежать к общей, близкой ему благородной идее и оставить о себе добрую память. Всегда должны быть те, кто вступится словом за полицейского и расскажет о проблемах в ведомстве. Тот, кто расскажет о бедах врачей. Тот, кто поведает о произвольном увольнении простого рабочего, чтобы уважение к человеку труда превратилось в норму. Человек не виноват в том, что он хочет жить, а не умирать по глупости и халатности своего начальника. А журналист — в том, что стремится помочь этому человеку, как и велит профессиональный долг. <…>
Журналист стоит на страже интересов общества. Как полицейский не имеет права отвернуться от преступления, так и журналист не может отвести глаза от несправедливости только потому, что интересы одного алкоголизированного бездаря внезапно совпали с геополитическим кризисом власти, а пострадать могли невиновные люди. Журналист не может уклониться от запутанной темы только потому, что ее могут иначе истолковать. <…>
Журналистика априори не может быть виновата в том, что она исследует болячки общества и причиняет неудобства власти, подвигая решать проблемы. Полицейского не отправляют в тюрьму только за то, что он выявил хищение бюджетных средств чиновниками, — и это бросило тень на государственную власть в целом. Врача не сажают за решетку за то, что он обнаружил у человека опухоль, — и это испортило статистику Минздрава. Пожарный не может сидеть в заключении только за то, что увидел клубы дыма на горизонте и ударил в набат. Журналист не может нести ответственность за то, что он разглядел скрываемую чиновниками язву на теле общества. <…>
С 2020 года я активно освещаю внутренние проблемы полицейского спецназа в Хакасии и утверждаю, что среди бойцов нет ни предателей, ни трусов. Достоинство личности, образованность и верность долгу полицейского молодых спецназовцев сталкивается с деградацией, высокомерием и пренебрежением к подчиненным. Особенно к тем, кто указывает на ошибки командиров и требует не диктатуры самодурства, а исключительно дисциплины и уважения. Бойцы прекрасно знают, что такое приказ, но не желают отношения к себе словно к бессловесным баранам, личным оловянным солдатикам. Спецназовцы — живые люди, они имели полное право выразить свои тревоги и беспокойства в боевом мероприятии, где всем предстояло рисковать жизнями. Росгвардейцы просили услышать их, обратить внимание на общие проблемы хакасского ОМОНа и избавить уже от, как выразился командир сводного отряда республиканской Росгвардии Алексей Корниенко, «грешка» Александра Ломаченкова. Никто не хочет умереть в бою из-за частого впадения в «грех» командира. Никто из близких отказников в страшном сне не захотел бы увидеть, что их отцы, сыновья, мужья погибли из-за чьей-то «греховности», безответственности. В итоге полицейские были вынуждены искать справедливости в журналистском слове и публично привлекать внимание к застарелой проблеме хакасского ОМОНа. И единственным мотивом моей публикации было стремление заступиться словом за рядовых бойцов, привлечь внимание к несправедливости и разрушительным проблемам в отряде, в полной мере проявившимся в критической ситуации.
В этом нет злого умысла, это нормально для общества, желающего знать причину отказа каждого третьего бойца спецназа полиции их республики от выполнения приказа. И, как минимум, версию самих рядовых полицейских. А в первую очередь в независимом выяснении причин заинтересована сама власть. Именно так исцеляются болячки общества — словом и светом.
«Только разделенное страдание может помочь отыскать выход из тьмы к свету», — пишет в главе «Письмо 14-е» Салтыков-Щедрин в 1882 году.
За 26 лет в журналистике 16 из них меня бьют, судят, держат в тюрьме только за то, что я словом, только журналистским пером заступаюсь за человека, сограждан, и журналистской деятельностью привлекаю внимание к болячкам на теле общества. Я умею, повторюсь, постоять за свою профессию и ее ценности борьбы за человека. Потому что наше ремесло не менее важно, чем профессия полицейского, стоящего на страже правопорядка, или судьи, охраняющего право. И функции журналистики в обществе нужно уважать, а не топтать, пользуясь беззащитностью нашего ремесла перед юридическими уловками. За всё время преследования я никого не ударил, не потребовал судить и тем более не добивался отправить своих гонителей в тюрьму. Я всегда просил только об одном: уважать самое благородное ремесло — слово журналиста на службе общества. Ведь ничего, кроме слова, у общества для своей защиты нет.
Преследуя же за слово в защиту ближнего в моих статьях, меня тем самым словно пытаются приучить к тому, что проявление произвола, самодурства, беззакония, равнодушия, а порой и убийственной глупости разного рода чиновников — это не мое дело. Нет, это именно мое дело.
Завершить хочется моим любимым посланием к российской интеллигенции великого Михаила Салтыкова-Щедрина: «Сознайте же свою силу, но не для того, чтоб безразлично посылать поцелуи правде и неправде, а для того, чтоб дать нравственную поддержку добросовестному и честному убеждению. Право, без этой поддержки невозможно сделать что-нибудь прочное»».