«Европейской аудитории не хватает историй о людях, которые продолжают бороться в России»

Турбулентная российская история, множественные недолеченные травмы советского прошлого, обесценивание личной трагедии в России, стойкость конкретного человека перед пропагандой — основные темы фильмов Йессики Гортер. Создается впечатление, что каждым своим фильмом она пытается ответить на вопросы, которые у нее самой возникли во время работы в России. «Дело Дмитриева» — четвертый фильм Гортер, который она снимает в России и, кажется, самый трагичный.

Это фильм о человеке, прошедшем с бесконечным достоинством до самого конца, ни разу не испугавшись. Не боится и не сдается он и сейчас. Когда я думаю про работу, которую проделал Дмитриев, создается впечатление: он будто бы знал, что у него есть недолгий период, в течение которого можно и нужно успеть узнать правду и донести ее до тех, кому она особенно нужна. 

Своими открытиями он бесконечно злит тех, кто продолжает проделывать чудовищное с народом, — как своим, так и чужим. Советские уроки жестокости и умение запугивать и унижать людей не прошли даром для нынешней российской власти. Сегодня герой, ищущий ответы и справедливости, сначала будет опозорен, а потом понесет наказание в заключении. А зло продолжает множиться, оно лишь становится еще более бесчеловечным и изворотливым.

После фильма не остается никаких иллюзий. Власть уже давно не намекает, а говорит прямо: ответов на «неудобные» вопросы о прошлом и настоящем не будет, задающим лучше прикусить язык и замолчать, уехать, а лучше и вовсе исчезнуть.

— Нашей аудитории будет интересно узнать, как Юрий Дмитриев привлек твое внимание и когда ты впервые поняла, что хочешь рассказать его историю.

— Я снимала фильмы в России уже с начала 1990-х годов. Мой предыдущий фильм называется «Красная душа» и исследует причины негаснущей популярности Сталина, несмотря на то, что прошло уже 70 лет с его смерти. Это тяжелое прошлое, в котором практически ни одна семья не избежала репрессий, должно было оставить глубокие шрамы в жизнях нынешних поколений. Меня интересовало, почему этот кусок истории не вызывает должного интереса в современной России и почему сталинизм может быть снова популярным в российском обществе не только у старших поколений.

Я начала путешествовать по стране и снимать различных героев с самыми разными взглядами, происхождением и жизненным опытом. Многие люди в России советовали мне связаться с Юрием Дмитриевым, так как этот человек буквально выкапывал темные тайны сталинского прошлого. Когда я вернулась в Нидерланды после одной из своих поездок, я решила связаться с Юрием и спросить его, можем ли мы приехать и поснимать его. И Юрий ответил: «Ну, сначала мне нужно познакомиться с режиссером». Я организовала встречу с ним через скайп. Юрий был занят всегда, и только в полночь у него нашлось для меня время. Случился этот разговор между нами. Мой русский несовершенен: я понимаю, но плохо говорю. Но каким-то чудесным образом мы проговорили два часа. Мы смогли легко найти общий язык. У нас был очень интересный разговор. Это было весело. Юрий сидел в своем большом кожаном кресле, и через 2 часа согласился сниматься.

— В каком году это было?

— Это было в начале 2016 года. Затем в мае 2016-го я взяла свою съемочную группу, чтобы начать съемки Юрия. И я, и мой оператор были сразу поражены им — Дмитриев со своей длинной седой бородой шел через лес, рядом шла его овчарка. 

Я работала в России в течение последних 20 лет, и я видела, как процесс примирения с прошлым начался в 1990-х годах после начала перестройки, как стало возможным говорить и писать о ГУЛАГе и ужасах, происходивших во времена коммунизма. Чувство надежды на лучшее будущее витало в воздухе, несмотря на тяжелые времена, особенно экономически тяжелые. По-видимому, многие страшные вещи действительно стали доступны общественности, и люди начали разбираться с травматичными вопросами прошлого. Люди начали читать книги, шло много дискуссий, снимались фильмы, создавались программы о том, что происходило. Открывались архивы. Но затем медленно, постепенно всё замедлилось и начало двигаться в обратном направлении. Но вопреки всему, Юрий Дмитриев всё еще стремился к тому, во что верил, и это было важно не только для него лично, но и для всей страны. Он буквально раскапывал прошлое. Юрий без устали искал имена и массовые могилы людей, которых тайно убивали во времена большого террора, — чтобы родственники наконец узнали, что случилось тогда с их близкими. Он помогал людям примириться с прошлым и справиться с коллективной травмой. Именно это, по мнению Дмитриева, могло помочь российскому обществу стать лучше. Эта его точка зрения показалась мне удивительно важной.

В 2016 году мы сняли больше, чем было нужно. Так подсказывала моя интуиция; прямо в воздухе витало какое-то чувство абсолютной необходимости этих съемок. Путешествуя по стране, я чувствовала, как Россия закрывается. Люди стали подозрительнее, чем раньше. Гайки закручивались, стало больше страха. Но я не подозревала, что всё произойдет настолько жестоко и так скоро. Юрий всегда был гораздо пессимистичнее и явно предвидел жуткие перемены. Рассказывая нам о своей жизни, он сделал несколько пророческих заявлений. Когда мы прощались, я сказала Юрию, что хотела бы вернуться, чтобы снять отдельный фильм о нём и его работе после того, как завершу «Красную душу». И тогда Юрий сказал: «Конечно, возвращайся, но я не уверен, что ты меня застанешь». Я смутилась и спросила: «Что вы имеете в виду?» И тогда он ответил: «Ты знаешь, они следят за мной». Полгода спустя, когда я была в монтажной, завершая «Красную душу», мне позвонили и сказали, что Юрий арестован.

— Тогда ты поняла, что нужно снимать о нём?

— Именно в то время, когда мне позвонили, я осознала, что действительно обязана снять этот фильм. Я многое узнала о России, пока работала в стране. И обладая этим знанием, я понимала, что у меня нет другого выбора, я просто почувствовала, что мне нужно снимать, — и увидеть, куда приведет эта история. На Дмитриева пришла анонимная жалоба о том, что он якобы снимал порнографические фотографии своей приемной дочери. Через несколько недель после его ареста стали появляться новости на российском телевидении. По интонациям ведущих на телевидении, по тому как это дело было представлено, казалось, что всё выстроено против него, что он виновен и дело не требует дополнительного расследования. Но неожиданно Юрий был полностью оправдан на первом суде.

«Мемориал» также попал в новости как организация, где работал Юрий Дмитриев. Ее представили как организацию, которая получает поддержку из-за границы и «очерняет» историю России и ее народ. 

— Архивы, которые ты использовала в фильме, поражают.

— Да, особенно архивы с молодым Дмитриевым из 1990-х годов, зритель может его легко узнать. Это ужасно трогательно, потому что Юрий абсолютно такой же. Просто цвет волос изменился.

— Очень ценными являются кадры с открытия памятника в Сандармохе. 1998 год. В толпе мы видим людей, которые несут украинский флаг; в этот момент непросто сдержать слезы. А потом в твоем фильме случается этот поворот — и мы видим сцену с солдатами и Военно-историческим обществом, и как они пытаются избавиться от исторических доказательств.

— Да, это было в 2018 году.

— Солдаты заметают следы и пытаются создать новую историю России. Невозможно не сравнивать с нынешними событиями. Вернемся к архивам: очень интересно, как ты их нашла? Это были архивы «Мемориала» или частные?

— Ты упомянула украинский флаг. Это важно отметить. Юрий обнаружил много украинцев. Украинцев, но, по-моему, больше всего было поляков. В общей сложности, если я не ошибаюсь, было 56 национальностей. До аннексии Россией Крыма большая делегация из Украины ежегодно приезжала в Сандармох, чтобы почтить память своих соотечественников, погибших там. Это прямая заслуга Дмитриева, что этот мемориал появился.

Архивы я получила из разных источников, но основной архив, о котором ты спрашиваешь, принадлежит «Мемориалу». Также некоторые архивы мне предоставили участники мероприятий, они сами снимали. Я связалась с этими людьми. Некоторые из них попросили не обнародовать их имена, но я хочу заметить, что они все щедро поделились своими материалами. Я пыталась показать разные времена. В фильме есть отрывок из картины «Беломорско-Балтийский водный путь» (1932) режиссера Александра Лемберга — это был пропагандистский фильм тридцатых годов. Режиссер показывает, насколько замечательным был этот проект, ничего не упоминая о жертвах. Люди из Соловков и ГУЛАГа строили канал в крайне тяжелых условиях. Многие погибли там. 

— У тебя был редкий шанс заглянуть в повседневность Юрия Дмитриева, увидеть его жизнь с разных сторон: как он живет, что он ест и как он себя ведет в разных ситуациях. Поразительное близкое наблюдение. Мы видим, как он воспитывает свою дочь, видим, как они гуляют вместе и как он учит ее видеть вещи правильно.

— Действительно, мне повезло. У меня был поистине уникальный доступ. Мы сразу нашли общий язык. Я успешно прошла его тест в скайпе (смеется). Мы провели неделю с моей съемочной группой в мае 2016 года у Юрия. После этого я поддерживала связь с ним через скайп. Затем его арестовали. Год спустя Юрий был выпущен под залог и мог находиться дома до вынесения приговора. Я поняла, что мне нужно поехать туда, — так как обвинители требовали 9 лет колонии строгого режима, это могла быть последняя неделя, когда Юрий был на свободе. Интуиция подсказывала, что брать всю съемочную группу опасно. Я поехала одна со своей камерой. Я провела неделю в его доме до вынесения приговора. В каком-то смысле стала частью его семьи. Точнее, частью большей семьи, сообщества людей, которые поддерживали его в этот сложный момент. Это был удивительный опыт для меня. Все независимые СМИ, оставшиеся в России, были там. «Новая газета», «Дождь», «Радио Свобода» и другие. Друзья, коллеги из «Мемориала», все были в его квартире перед вынесением приговора. Также пришел Дмитрий Быков, чтобы взять у Юрия Дмитриева интервью. Тогда я еще не знала, кто это такой. Но я видела, как все собрались вокруг него и внимательно слушали разговор Быкова с Дмитриевым. Так что я просто подумала: «Хорошо, я не знаю, кто это, но мне нужно снять. Это интересно».

— Сцена с появлением Быкова довольно смешная. И его разговор, и вопросы, которые он задает. Из его взаимодействия с Юрием понимаешь очень многое.

— В ту неделю я также встретила местного журналиста. Он писал и снимал для независимых СМИ о деле Дмитриева. Мне показалось, что у него хороший взгляд. Конечно, он снимал в журналистском стиле. Его съемки были очень короткими. Но он умел общаться с людьми и был близок к Кате (старшая дочь Юрия Дмитриева) и ее семье.

В конце недели, ко всеобщему удивлению, Юрий был оправдан. Свобода не продлилась долго, появились новые обвинения, и он снова оказался в тюрьме. Именно тогда я начала думать о том, что необходимо больше снимать его семью. Но начался ковид, и я не смогла вернуться. Кроме того, политическая обстановка становилась всё напряженнее каждый день. Поэтому я решила позвонить тому журналисту и попросить его продолжить нашу съемку. И он согласился. Мой оператор и я начали обучать его дистанционно. Мы провели с ним быстрый курс режиссуры и съемки. Это заняло много времени, но он быстро учился. В конечном итоге он снял важную часть, например, когда умирала собака Юрия.

— Эта маленькая личная трагедия символична для фильма. Невозможно представить Юрия без его собаки. И ее смерть стала знаком. Мне непросто было смотреть на это, но в то же время я бесконечно восхищалась Катей и тем, как она справлялась со всей ситуацией вокруг ее отца, его арестом и смертью собаки.

— Катя — жизнерадостная девушка, но при этом настоящий боец. Она столкнулась с серьезными последствиями из-за решения своего отца взять на себя миссию правозащитника. У нее просто не было выбора. Катя может иногда не соглашаться со своим отцом, но она сделала поистине значимые вещи.

— Меня восхитило достоинство, с которым Юрий проходит через всё. Как он принимает свою судьбу, насколько он реалистичен в отношении своего будущего и будущего страны. Поражает, что в этой ситуации Юрий способен шутить. Твой фильм — не просто портрет редкого, выдающегося человека со всеми его принципами и верой, ты показала целую эпоху, это исторический документ. Как ты искала деньги — нидерландский кинофонд сразу же тебя поддержал?

— Я работаю с одним и тем же продюсером уже над третьим своим фильмом. Мы очень близко сотрудничаем. Я представила ему свою идею, и он сразу же согласился, понял, что этот фильм необходимо снять. Тема соответствовала предыдущим фильмам, которые мы делали вместе. Несмотря на то, что мы не знали, как закончится история, было ясно: за судьбой Юрия Дмитриева стоит глобальная история о том, как российское государство стирает память, переписывает историю и обращается с собственными гражданами. Мы быстро собрали бюджет.

— Очень сложно снимать фильм, когда твой главный герой находится в тюрьме. Материал в разных форматах, снимали разные операторы. Когда начался монтаж — параллельно или когда ты закончила съемки?

— Никто не знал, что происходит с судебным делом, Юрий всё еще находился в СИЗО. В предыдущих фильмах у меня было гораздо больше контроля над съемками. Этот фильм — совершенно иное. Мне пришлось работать с тем, что было снято. После того как мы сняли смерть собаки, я поняла, что пришло время начать монтаж, потому что мне нужно было понять структуру фильма. Катарина Вартена была монтажером. Она очень хорошо понимает форму. Часто ритм фильмов, которые она монтирует, напоминает музыкальное произведение. Кроме того, она мастерски рассказывает сложные истории. У нас был разнообразный материал и непростая история с множеством сюжетных линий. А для меня как режиссера было важным через этот микрокосм показать намного большее: на что идут и с чем могут столкнуться люди, которые решили бороться внутри России. Почему то, что произошло в Сандармохе, неизвестно в мире. Как российская история, возможно, не точь-в-точь повторяется, но всё то, что произошло в тридцатые годы, так и осталось неисследованным. То, что не было примирения с прошлым, и почему это так сильно влияет на то, что происходит сегодня.

Монтаж занял много времени. Сначала в фильме был мой собственный закадровый голос. Но потом я поняла, что насколько бы захватывающе, интересно или поэтично я бы ни звучала, это не имело значения — мой голос выбрасывал зрителя из истории. Я убрала закадровый текст, и после поняла, что именно мне нужно доснять, чтобы завершить историю. 

— Он читает письма Дмитриева эмоционально.Ты чувствуешь их дружескую связь, связь и поддержку внутри этого особенного сообщества в России. Ты смогла встретиться с Дмитриевым в тюрьме?

— К сожалению, нет. Но Катя навещала его. Катя посмотрела фильм, и она им очень довольна. Мой фильм, наверное, является поддержкой для нее и ее детей.

— Ты знаешь, где сейчас находится Наташа, дочь Юрия, и как она себя чувствует?

— К сожалению, нет. Ничего не известно, потому что дело еще продолжается. Всё, что я могу сказать, — это то, что она тоже жертва этой системы.

— Как голландская аудитория восприняла фильм?

— Кинопрокат в Нидерландах начался летом, до нашей мировой премьеры на Краковском международном кинофестивале. Реакция была потрясающей. Фильм был очень хорошо воспринят прессой, было огромное количество публикаций. Я почувствовала, что европейской аудитории не хватает историй о людях, которые продолжают бороться внутри России. Они никогда не понимали, какая на самом деле ситуация в России. Просто не задумывались. Некоторые даже сказали мне, что после фильма были разочарованы собой, тем, что они видели Россию и всех русских как врагов. Они поняли, насколько непросто бороться с авторитарным режимом. Увидели, что есть очень смелые люди, которые не сдаются и о которых мы, к сожалению, мало слышим.