Игра в ангаре

Недавно Чулпан Хаматова завела собачку. Она с ней не расстается даже на репетициях. В темноте я принял собачку за меховую горжетку или что-то вроде палантина, деталь костюма. Потом «горжетка» игриво пошевелила хвостиком, и до меня дошло, что это живое существо. Как выяснилось, собачка Чулпан аристократических кровей и обладательница невероятно величественного имени — Баркарола Вальтурия Верокко. Выговорить это никто, конечно, не в состоянии, поэтому зовут ее просто Пина.

— Теперь все, кто приходит ко мне в гости, делятся на две категории, — смеется Чулпан. — На тех, кто называют ее «Пина колада», по имени знаменитого коктейля, и тех, кто — «Пиной Бауш» в честь великого хореографа.

Могу подтвердить, что всю репетицию Пина ведет себя смирно и начинает нервничать, только когда хозяйке выпадают «громкие» сцены. Пине не объяснишь, что всё это не всерьез, что это театр. Что Чулпан попеременно играет в спектакле то Джульетту, то Антигону, то Анну Франк. А в историях ее героинь много слез и криков. Поэтому в наиболее напряженные моменты Пина начинает тихо подвывать или тоненько тявкать — типа, ничего не бойся, я тут. Если что, я приду на помощь и спасу тебя! 

«Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». Похоже, на этот раз Крымов всерьез инсценирует кафиканскую быль на скудных метрах однокомнатной квартиры, где изводит себя большой немолодой человек в майке, с бритым наголо черепом. По ходу спектакля он будет и Ромео, и Креоном, и Дневником Анны Франк. Всех их играет Максим Суханов. Актер мощной сумрачной энергетики и громадной трагической силы. Кажется, что он один способен заполнить собой сцену, которая представляет собой что-то вроде ангара или съемочной площадки.

Первоначально планировалось, что премьеру сыграют в Национальном Латвийском театре на исторической сцене, где Крымов с успехом поставил в прошлом сезоне «Питер Пэн. Синдром». Но потом дирекция в одностороннем порядке расторгла договор об аренде.

Крымов отнесся к этой ситуации стоически. Ну, значит, так надо. Будем играть там же, где репетируем. Так даже проще. Решение режиссера поддержали продюсеры спектакля Кирилл Заякин и Даниил Ерохин. Да, не центр, но добраться при желании можно. Ходит трамвай. Почему-то наличие трамвая, грохочущего строго по расписанию, успокоило и примирило Крымова с тем, что премьера «Записок сумасшедших» пройдет именно здесь.

На самом деле эмигрантская жизнь приучает к смирению. Главное — сохранять невозмутимость и не обрывать в сердцах коммуникации с внешним миром. Не замыкаться, не запираться в своих страхах, обидах и печалях. Не оглядываться с тоской постоянно назад. Хотя с этим, наверное, сложнее. Мы состоим из нашего прошлого, из этих слез и снов, из случайных обмолвок и воспоминаний. Что с ними делать? Куда спрятать? Как со всем этим быть?

В «Записках сумасшедших» Крымов предлагает единственно возможный для себя вариант — проиграть их еще раз и еще. И, может быть, так с ними попрощаться. И то, что было бы сыграно давным-давно, как «Дневник Анны Франк», с которого началась театральная биография Чулпан (имеется в виду постановка режиссера Алексея Бородина, в которой Хаматова играла еще студенткой ГИТИСа. — Прим. ред.), и то, что не состоялось или не сошлось по нелепому стечению обстоятельств: ну как это могло быть, что Максим не сыграл Креона в «Антигоне» Жана Ануя? Он ведь создан для этой роли.

На репетиции «Записок сумасшедших» я думал о том, что объединяет создателей этого спектакля, кроме их нынешнего эмигрантского статуса. Ведь на самом деле это очень разные художники. С разным опытом жизни, творчества, театральных школ. И никакие они не хранители и не продолжатели каких-то там традиций, о которых любят толковать театроведы в юбилейных статьях. Но сейчас, творя свое, все трое — и Крымов, и Хаматова, и Суханов — воскрешают память о целом театральном материке, почти ушедшем под воду, как Атлантида. «Записки сумасшедших» — это сон о прекрасном русском театре начала ХХI века, который еще недавно, казалось, непредставим без их славных имен. А теперь эти имена изымаются, вычеркиваются, стираются с афиш, из театральных программок, из титров, как это случилось совсем недавно при показе мхатовского спектакля «Сережа» по «Анне Карениной» на канале «Культура». Там имя режиссера-постановщика Дмитрия Крымова исчезло, как будто и вовсе его там не было.

Как нет теперь имени Романа Виктюка на фасаде театра на Стромынке, им созданного больше тридцати лет тому назад (новый худрук Константин Богомолов переименовал театр в «Театр-сцену “Мельников”», но обещает повесить на здание памятную доску. — Прим. ред.). В 1949 году точно так же замарывали и сбивали кувалдами название «Московский Камерный театр» с фасада здания на Тверском бульваре, 23 (в ходе кампании против режиссера Александра Таирова в рамках борьбы с «космополитизмом». — Прим. ред.). По иронии судьбы режиссерский диплом Виктюка собственноручно подписала Алиса Коонен. Этим автографом великой актрисы и примы Камерного Виктюк особенно дорожил. История любит неожиданные рифмы и сближения.

Время того самого неведомого никиты, который, спрятавшись от всех, свидетельствовал на суде против Жени Беркович и Светланы Петрийчук. Мы так ведь так и не знаем, кто это был. Какого возраста это существо и даже пола… Сплошной фейк. Но когда-нибудь наверняка узнаем.

«Записки сумасшедших» — спектакль-реванш, спектакль-шок. Он мог появиться именно здесь, сейчас, в этом душном накаленном рижском ангаре, где каждый час надо включать огромные вентиляторы. Где то и дело принимается тявкать и скулить собачка Пина, переживающая за страдания своей хозяйки. Ее-то не обманешь бесконечной сменой костюмов и париков. Под слоем грима и театральных одежд — боль, смятение и одновременно отчаянная готовность стоять до конца. И кому как не Крымову дано это слышать.

— А теперь давай Губайдулину, — тихо говорит он своему помощнику Петру Вознесенскому, который отвечает за сложнейшую партитуру спектакля.

Пока она еще только рождается у них в компьютере. Но Крымов уже знает все обертона, все тончайшие оттенки и переходы. Он досконально изучил будничный серый свет, заливающий скромное жилище, за окнами которого в какой-то момент вдруг вспыхнут и медленно проплывут красные флаги с фашистской свастикой.

Во время перерыва на обед я расскажу Диме о своем давнем визите в квартиру на Westermarkt, 20, в Амстердаме, где пряталась Анна Франк со своей сестрой. Теперь, чтобы туда попасть, надо записываться сильно заранее. Бесконечные автобусы со школьниками и туристами. Хотя на что там смотреть? Узкая лестница, тесный чулан, фотография английских принцесс Елизаветы и Маргарет, вырезанная из журнала и прикнопленная к стенке… 

Но дневник сохранился. Анна не забрала его с собой. Историки до сих пор гадают, почему она это сделала. То ли в спешке забыла, то ли случайно обронила, когда их гнали вниз по этой лестнице, то ли это был вполне сознательный, взрослый жест: от нее должна остаться книжечка в розовом клетчатом коленкоровом переплете, которая она назвала Het Achterhuis. Дословно — «На заднем дворе». Но великая Рита Райт-Ковалева перевела как «Убежище». Теперь дневник Анны Франк хранится в Нидерландском институте военной документации вместе с другими главными документами Второй Мировой войны.

«Записки сумасшедших» Крымова, как я их понял и считал по этой черновой, предварительной репетиции, должны стать в ряд обжигающих документов нашего времени. Легендарный, неистребимый русский театр. Точнее, его абрис, который наверняка еще будет меняться, обретать новые очертания, цвет, вкус, подробности. Но ни с каким другим его не спутаешь.

Впереди еще несколько дней репетиций. Потом отпуск. Потом выпуск.

Премьера в Риге — 18 сентября.